Hebenon Vial!

Имя
Шарлотта
Чарли, Лотье, Шарлатанка

Пол
кошка

Возраст
18 лун

Принадлежность
одиночка

Личный статус
We are the bending blade stuck in your ribs!

Внешность
повествование ведется от лица другого персонажа
Повиливая обрубком хвоста, Шарлотта своим твердым и резвым шагом устремляется в другой конец амбара - там у нее аккуратно разложены засушенные травы. Даже в тени ее короткая, но мягкая огненно-рыжая шерсть, испещренная тонкими кофейными полосками представляется мне скоплением нежного света - такого же уютного и теплого, каким озаряется твой зал, когда ты подбрасываешь в камин еще бревен. В то же время мне в голову приходит бурлящая лава действующего вулкана, который вот-вот и выплюнет огненные потоки на деревню, но эту ассоциацию я почти даже быстро отгоняю, хоть и с трудом.
Шарлатанка - кошка больших, почти даже исполинских размеров, и ее тело никогда не выглядело каким-то слаженным, а в движениях не было элегантности: кряжистые лапы, особенно широкие у подушечек, широкие плечи и маленькая голова (хотя, в общем-то, последнее заметно несильно). В общем впечатлении, Шарлотта выглядит в меру недокормленной мускулистой кошкой. Имея великолепную реакцию и приличную силу, она могла бы быть вполне себе неплохой охотницей, если бы на ее физических способностях не так сильно сказалась потеря хвоста. Вот поэтому я всей душой надеюсь, что в скором времени выйду из кошачьего тела.
После встречи с лисой Шарлотта благодарит всех мыслимых богов за то, что осталась жива, хотя и потеряла возможность балансировать на ветвях и заборах вместе с половиной левого уха. Восстановилась она достаточно быстро и даже придумала что-то вроде способов, как облегчить себе жизнь бесхвостой кошки. Не знаю точно, получилось ли у Лотье, но выглядит она самым бодрым и счастливым представителем кошачьего рода. Впрочем, понятия не имею, как Чарли выглядела до этого.
Шарлатанка пружинистой походкой приближается ко мне. Искорки в её узких глазах, сочетающих в себе переливы ярко-зеленого, янтарного и карего не говорят мне ни о чем хорошем. Кошка, насмешливо подергивая усами, ободряюще тыкает мне в плечо розовым носиком и выплевывает пережеванную смесь трав перед подстилкой. Я морщусь и хныкаю.
- Ну-у, друг, - ее обычно низкий голос подскакивает до визгливых тонов, как это обычно бывает, когда она безуспешно пытается изобразить поддельные эмоции. - Тебе это нужно, красавец. Давай, неужели это не выглядит аппетитным?
Я с отвращением глотаю пережеванную смесь.
- Что это?
- Стародубка, - хихикает Шарлатанка и делает искусственно-серьезное лицо, вдохновленно пропевая: - Выведет все нечистоты. Если ты понимаешь, о чем я…

Характер
повествование ведется от лица другого персонажа
- Ну-с, - квакает Шарлатанка, расплывшись в широченной такой ухмылке. - Давай, братец, начинай свою балладу. Песнь хвалебную.
- Чего-чего? - недоумевающе и даже несколько возмущенно вопрошаю я, быстро мигая.
- А ты чего моргалами хлопаешь? - бурчит она, вильнув обрубком хвоста. - Шарманку заводи. Будешь народу обо мне ведать.
Я пожимаю плечами, про себя проклиная весь белый свет и эту неугомонную крысу в особенности. Вздыхаю и чертовски неторопливо начинаю (я ведь знаю, что эта-то неторопливость ее хорошенько подбешивает):
- Отвязнейшее воплощение всех праздников в одном-единственном неповторимом хвостатом сосуде. Взрывные волны энергии и дефицит адекватности, а ее в Шарлотте даже меньше, чем желания сохранить собственную шкуру: элементарнейший инстинкт самосохранения улетает в незримые дали благодаря простому девизу… - недоверчиво покосился на Шарлотту. - Наверное, что-то типа "живи быстро - умри молодым", но в более завуалированной форме. Чтобы никто не догадался, что кукушню нашу заклинило капитально.
- Эксперементируй и рискуй! - визгливо возмущается кошка.
- Не перебивай! - шиплю. - В общем, энергии и трэша в ней хоть отбавляй, и прилагательное "отвязный" как нельзя хорошо описывает сложившуюся восемнадцать лун тому назад ситуацию. - Пауза. Я, подумав, добавляю: - Экспериментируй и рискуй.
- То-то же!
- Я же сказал - не перебивай!
- Ладно, ладно! Не горячись!
- Вообще, кадр достаточно добродушный. По крайней мере, безобидный точно. Физической боли не причинит, а на мозги накапает знатно: да так накапает, что у тебя сталагмитов в голове будет больше, чем у ежика иголок. Где-то под хвостом засела огромная такая, жирная…
- Чего-чего?
- …жажда справедливости, хотя Шарлотта, к чему скрывать, сама душой не чиста и Шарлатанкой зовется тоже далеко не с проста.
- Ну а ты ангел прямо…
- А вообще, считает себя абсолютно чистой и критику в свой адрес принимает с нездоровой болезненностью. Зато другим косточки перемоет с превеликим удовольствием.
- А в лицо сказать? - щурясь, бормочешь ты.
- Ты чего, батя, с дубу рухнул? - до невменяемого состояния округлив глаза, лепечет Шарлатанка и обходит тебя по кругу. Хихикнув, принимается вкрадчивым таким тоном, будто дитю малому, объяснять: - Не, дружище, я не самоубийца. Отнюдь. А вот, - задумывается. - Вот если у тебя самого больно чешется - пожалуйста, я не против! Только ты потом ко мне за травами не суйся, уяснено?.. Знаю я вас, - фыркает. - Шерстинка выпала - заберетесь ко мне в заброшку, да травы все сцапаете. Вон, лапы какие загребущие!
- Вот еще забавный факт, - морща лоб, вздыхаю я. Как же непривычно в теле кота... - Шарлотту в детстве отец обучал искусству врачевательства... Но об этом позже. В общем, святейшим своим долгом она считает поведать всем и каждому о своих навыках. Ну и применяет их, конечно, в любой же ситуации: коль увидит нечто, признаков жизни подающее относительно немного - на своей спине дотащит до заброшенной фермы, где Шарлатанка складирует травы. И на границы племенных территорий она за ними наведывается нередко... За травами, а не за раненными.
- Сдаешь позиции, старик, - мрачно ухмыляется одиночка.
- Да тихо ты, - отмахиваюсь я. - А еще она словами стреляет, как пулями. Коли разойдется - не остановишь уже. Вот жди и жди, пока выговорится... О делах амурных умалчиваем?
- Да говори, чего уж там.
- Тут вообще все туманно. Шарлотта ценит дружбу больше всего на божьем свете, а любовь всерьез никогда не воспринимала. Вот так-то. Чего бы еще рассказать?
- Выдохся уж, вижу же, - подмигивает кошка.
- Давай-ка перерыв возьмем, а ты потом о моих подвигах поведаешь, заметано?
Я коротко киваю.
- А я пока травок тебе намешаю. Видно, совсем тебе непривычно в теле кошачьем. - Она делает паузу. - А мне вот в самый раз.

Биография
Это будет еще более заунывно, чем истории моей маразмом больной бабули, но я расскажу всё, что помню. А помню я достаточно. Например, я точно помню, что время моего рождения - зима. А тогда помимо того, что деревья были выше, а трава - зеленее, так еще и зимы были блевотнее в несколько тысяч раз. Самые подлые зимы, которые мой род помнит. Первое проявление их подлости, которое коснулось меня - я выжила. А одна из сестер моих - это та, что была самой первой, - не родилась и вовсе. Вернее, представляла собой безжизненную тушу. Мне всегда было интересно, почему бы мертворожденным не взять и не заходить. Было бы забавно. В противном же случае это несправедливо - ты вынашивала эту живность под своим собственным сердцем два месяца, а она даже не мяукает. Гадство настоящее.
Повторюсь, если до кого не дошло: я-то выжила. И вторая моя сестра выжила. И даже имя получила - Рагнарок. Но называли мы ее всегда Бэт. Рагнарок её называла только мама Джейн, когда сильно злилась. Мама Джейн не была плохой, на самом-то деле. Добрая, но строгая мать. Матерью-то я её признала не сразу. Я вот что толкую: ты хоть зад из сластей заимей, а котенка всегда будет тянуть к его родной маман. Мама Джейн была бесплодна - котят выносила и выкормила молоком её двоюродная сестрица. Имени не знаю - знаю, что она - моя настоящая мама, а вот как звали её - хоть убей. Но в конце-то концов я все же стала ей доверять. Только матерью назвала единожды: всё Джейн, да Джейн…
Бесплодие её было приобретенным. Она даже от папы родить успела моего братишку, Ананси, с которым я намедни виделась в городе. Он котяра хороший, правильный. И в детстве моем сопливом был для меня настоящим авторитетом. Мы до сих пор видимся иногда, и я помогаю ему с ранами, он мне - с охотой.
Потеряла мама Джейн способность воспроизводить потомство после продолжительной болезни, которую смог излечить мой папаня. Он, кстати, самый настоящий целитель. С тех пор, как он ушел в город, папа признает только одну вариацию своего имени - Тис. А еще он до сих пор живет с мамой Джейн. Ему сейчас лун под семьдесят, и он действительно счастлив.
Папа - чистокровный Грозовой кот. Раньше я думала, что он зачем-то спустился оттуда, откуда на землю валится вода, и откуда он раньше метал молнии и поджигал деревья, и я судорожно пыталась найти в себе неземные способности. Больно уж хотелось мне управлять огнём. Цокнул клыками - и всё взлетело на воздух.
В общем, ничего такого я в себе не нашла. И очень расстроилась, когда узнала, что «грозовой кот» означает всего лишь принадлежность группировке котов.
- Племя - это семья, - каждый раз поправлял меня папа. Он хмурился, но все равно выглядел задумчивым.
Из племени его изгнали совершенно незаслуженно, я вам скажу. Если бы вы видели, с какой теплотой он о Грозе рассказывает - на слово поверили бы. Отца оклеветали - обвинили в измене. И пинком под зад выставили. Так-то. И это-то за все его заслуги.
Две полных луны своей молодости он обучался у целителя, после чего старому дураку в голову взбрело якобы «знамение», потому отец был выпнут и оттуда и успешно заменен новым учеником. Но врачевательство папка не бросил и активно занялся им уже будучи одиночкой. И, конечно, обучил ему меня.
Отцу я помогала рассортировывать травы и иногда делать мази - ему всегда в этом не доставало сосредоточенности: все мысли его были направлены на больного. А еще я иногда оставалась сидеть с уснувшими пациентами. Но никогда не имела с ними непосредственного контакта как целитель; не имела ровно до двенадцати лун.
Я помню, как Ананси надрывно кричал, прося о помощи: его плечи и шея были опущены, а лапы - сильно напряжены; его серая шерсть была заляпана кровью, а язык скользил по рваным ранам, подобно ужам, обвивающим тело Бэт. Отец соскочил с забора и, расплескивая слякоть, опустился перед моей Бэтти - моей Бэтти, самой живой и настоящей, самой… Черт, тогда я просто убеждала себя, что это - не Бэт, не та Бэт, и моя прямая задача заключается в том, чтобы превратить это решето в свою сестру.
Отец и Ананси вместе затащили Рагнарок на выкинутый кем-то в допотопные времена матрас. Ананси с силой сжал челюсти и старался не заплакать - я это видела, потому что сама это испытывала. Отец же выглядел невозмутимым, но движения его были чересчур резкими, и когда папа потерял в горке травы щавель (я в тот момент прижимала мох к ранам Бэтти, и, кажется, мои слезы смывали крови больше, нежели вода в кусочках мха), его голос сильно дрожал:
- Черт подери!
Ананси суетливо оббегал тело Бэт по кругу снова и снова, пока мы с отцом пытались остановить кровотечение.
- Бэт, - рыдала я, не прекращая растирать мази и наматывать паутину. - Бэт, подруга, я с тобой, все будет хорошо, я с тобой, пока я с тобой - ничего не случится, все хо…
- Заткнись, - спокойно сказал Ананси, и я крепко сжала губы.
Этот диалог повторялся до самого гребаного утра. Поняли мы, что потеряли Бэтти еще до рассвета, но я продолжала нашептывать ей на ухо одно и то же еще час, если не больше. Я даже не заметила, как отец исчез, а Ананси сел рядом со мной и, пытаясь успокоить, начал вылизывать мне плечо.
На следующее утро я направилась в парк и провалялась там на клумбе до глубокой ночи, апатичным взглядом провожая движущееся по проклятому мной тычячу раз небу солнце. Тогда я поняла, что чертовски слаба - что слабее меня абсолютно точно нет никого.
Восстанавливались мы долго. Крайне долго. Не лукавя могу сказать, что тяжелее всех пришлось мне. Потому что именно я была виновата в смерти Рагнарок.
Я полностью посвятила себя целительству и, вроде, уже начинала отходить, когда меня под себя подгребла стая шавок, лишив хвоста и уха чуть ли ни под корень. После смерти Бэт я думала, что тоже погибну от лап городских бандитов, а теперь больше опасаюсь собак.
Не помню точно, сколько я провела в горах, но определенно там я и построила себя нынешнюю.
Ушла я в горы, потому что… Потому что… Не знаю. Мне было страшно и казалось, что хуже уже быть не может - жизнь пустилась под откос, можешь хоть зад каждому прохожему подставлять.
В горах я научилась охоте, разработав не самую удачную тактику. Знаете, без хвоста реально отвратительно.
Я вернулась в город с охапкой бесценных диких трав (прежде я собирала их в садах у двуногих) и тут же поселилась в заброшенном одноэтажном доме, где живу по сей день. Наверное, я могу сказать, что тяжелые времена моей жизни прошли, но я готова к худшему.

Вера в Звёздных предков?
нет, даже не слышала о таких.

Правила читали? Обещаете соблюдать?
да

Насколько часто сможете посещать ролевую?
ч/д

Пожелания форуму

Связь с вами
скайп feedafee

Как узнали о ролевой?
топ

Пробный пост
от лица другого персонажа и взят с другого форума
При наших временах рвалась яростно оставаться незамеченной ни единым зрячим оком, а наступление гадского "настоящего" ознаменовалось твоим наплевательским отношением к важнейшему пункту - святотатственно. Да уж, нечего сказать: башка-то подырявее ихнего будет, остатки соплями вытекают безо всякого ведома, а други твои уж умнее становятся, словивши взглядом полопавшиеся сосуды на заспанных глазенках и жидкую нетрезвую походку. Бить не будут, пустого черепа не вскроют (???), зато прилипнут взглядом к шерсти стопроцентно таким блевотворно высокомерным, что не выдержишь и сама покислевшую рожу сплющишь о надгробие на радость всему братству. Чувствуешь: клубится в голове чернота мыслей - блевать тянет.
На Раяна косилась ты неспокойно, нещадно вдавливая в размывшуюся могильную земельку виноватость взгляда и всякие на оную намеки. Тошнота катилась сквозь тощее тельце - отвращение, короче, накатывало неимоверное. Уж точно не на Раяна - на того злиться и не смела, открестись. Не дай Соулу тебе увидеть отражение гнусной морды своей в луже - о камни разобьешь тут же, не удержишься.
Тянешь лыбу снова, не обнажающую ни одного кривого клыка, да все равно недобрую, жуткую до потуг. Чернильными глазенками водишь по фигуре быстролапа, ощущая потребность за что-то зацепиться. Видишь? то твое отражение, так же в грязи вымазанное, по тому же сверхмерному уровню сытое заполонившей заброшенную церквушку гнилью, сверлит зелеными очами. Чувствуешь? лыба твоя дотошная делается лишь кривее, и на некогда сносное лико твое теперь смотреть противно. Слышишь? вороны стали громче. Ощущаешь? Раян в жизнь, признаться, весомым ростом не отличался - ты его обогнала раза в полтора, а сейчас мозг твой скудный был пронизан чувством, будто и мельче, и жалче ты его на пятнадцать сухотелых Серых. Гадство.
Вдоль натянутых до пределов нервов прошелся он походкой ленивой, неспешной, хоть и мозговала ты, что бояться его нечего. Болезненной настороженности в тебе с рождения было мало.
- О чем ты, дорогая Иде? Я случайно заметил, как ты покидала лагерь и решил проследовать за тобой, - мурчит бесконечно ласково - убейте меня, пожалуйста.
Натягивай. Ухмылку. Уродина. Тварь. Ненавижу. Тебя.
- С каких же печальных времен, Раян, заделался ты в маньяки? - шепотом проникаешь ему в ушные раковины, стараясь сделать подлянкой вылезшее недоверие как можно более поддельным. В ту же глотку пихаешь унылое подобие кокетливости, пятнаясь ленивым течением голоса. - Друг мой, я крайне не польщена.
Скользит вокруг тебя змеей, пуская в подкожные бега мурашек.
Вгрызаешься в сонную артерию двойственности. Зла ли ты, тянет ли тебя выпустить наружу скромный свой обед...
Уж точно не на Раяна - на того злиться и не смела, открестись. Не дай Соулу тебе увидеть отражение гнусной морды своей в луже - о камни разобьешь тут же, не удержишься.
- Я не хочу блуждать в одиночестве, Иде. Может, прогуляемся вместе?
Отчего-то подползло облегчение. С силой недюженной пробилась ты сквозь плавленое железо, возвращаясь к изведанной ранее легкой симпатии к зеленоглазому. Вдохни глубже - этот воздух снова твой.
- Неужто не боишься ты меня, друг? Я ведь младенцев хожу ночами воровать - иначе чего бы тебя отправили следить за мной. - Втягиваешь воздух, блаженно прикрыв глаза. Успокоилась наконец-то? - Ты погляди: слякоть кругом и всюду, месиво, тьма неживая, без меня-то совсем никак - картина нецелостная.
Ты смотришь на небо с презрением, нескрываемым отторжением.
- Звёзды, - говоришь, - звёзды крошатся и рассыпаются. Нам надо идти - не люблю дрожать у надгробий.
После смелого своего заявления уверенно шлепаешь вороньим курсом, надеясь предводительствовать. Не уверена, признать, что Раян позволит тебе это.
- Ночь нельзя пропускать.
Закаты в те дни были серыми, откровенно гнилушными - поэт в ужасе хватался за полную чернухи голову и поспешно ретировался. Рада, что один из таких закончился; рада больше, чем собственному рождению.
- Это грех.
Признаться, радовалась ты ему вообще недолго.
- Я заповеди написала.
Если и радовалась.
- Свои.
Родилась ли ты сгнившей,
- Их... Я не считала, сколько.
заразилась ли от соплеменников -
- Наверное, много.
факт оставался фактом:
- Хочешь, расскажу?
гангрены покрывали тебя с головой.